28 июня в Иране проходят досрочные выборы президента. Это вторая по значимости должность в стране, верховным лидером которой с 1989 года является аятолла Али Хаменеи. Прежний президент Ирана, избранный в 2021 году Эбрахим Раиси, в мае 2024 года погиб в вертолетной катастрофе.
За финальный отбор кандидатов в президенты в стране отвечает Совет стражей Конституции Ирана (некий аналог конституционного суда), в который входят 12 человек — шесть представителей духовенства, которых назначает верховный лидер, и шесть юристов, которых назначает парламент. Всего о своем намерении баллотироваться заявили 278 человек, избирательная комиссия приняла документы у 81. К выборам допустили шестерых, но двое за день до голосования сняли свои кандидатуры. Иранцы будут выбирать между четырьмя кандидатами — тремя сторонниками жесткой консервативной линии (к этому крылу относился и Эбрахим Раиси) и одним реформатором.
Среди тех, кто в последний момент отказался от участия в выборах, — Амир-Хоссейн Газизаде Хашеми (53 года), глава Фонда по делам мучеников и ветеранов с 2021 года, после гибели Раиси стал вице-президентом. Он заявил, что сделал это по просьбе Коалиционного совета сил Исламской революции (объединение иранских консерваторов), «чтобы сохранить единство сил революции». Алиреза Закани (58 лет), мэр Тегерана с 2021 года, также снял свою кандидатуру, призвав Джалили и Галибафа объединиться и «предотвратить образование третьего правительства Роухани» (Хасан Роухани — президент-реформатор, занимал пост с 2013 по 2021 год, при нем была заключена иранская ядерная сделка). Закани дважды пытался баллотироваться — в 2013 и 2017 годах, но оба раза не прошел отбор; в 2021 году все-таки был допущен к выборам, но снял свою кандидатуру в пользу Раиси.
Согласно опросам разных аналитических центров, наибольшая поддержка у Галибафа, Джалили и Пезешкиана; однако, скорее всего, понадобится второй тур (предварительно он запланирован на 5 июля). Исследование Института опросов общественного мнения Mellat при Исследовательском центре меджлиса (его опубликовало 26 июня агентство Tasnim), в частности, дает такие результаты: 23,5% у Пезешкиана, 16,9% у Галибафа, 16,3% у Джалили.
При этом Джалили ближе всех к аятолле Хаменеи, входит в его окружение, говорит эксперт Российского совета по международным делам, автор телеграм-канала «Дежурный по Ирану» Никита Смагин. «Но другое дело, что его вряд ли выберут — у него нет поддержки среди населения. Поэтому почти наверняка победителем станет Галибаф — определенную поддержку он имеет, и это выделяет его среди других кандидатов», — сказал РБК эксперт. На это, по мнению Смагина, работает и отказ двух кандидатов от участия в голосовании. «В теории политтехнология понятная: сначала создать атмосферу плюрализма и выбора, чтобы привлечь избирателей, а потом сняться в пользу того, кто нужен власти. И электорат Закани и Газизаде Хашеми переходит к Галибафу», — отметил аналитик.
В Иране зарегистрировано около 250 партий, однако политических течений там, по сути, три, поясняет старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, профессор Владимир Сажин: фундаменталисты, которые выступают за то, чтобы вернуться к истокам Исламской революции 1979 года; консерваторы, или центристы, которые следуют заветам первого верховного лидера, но действуют более гибко; реформаторы, которые не покушаются на основы Исламской Республики, но выступают за преобразования — в частности, хотят, чтобы верховный лидер стал исключительно духовным лицом, а управлением занимались республиканские институты.
Ни одно из этих движений не выступает за разрушение иранской системы власти, но внутри этой системы, в том числе в меджлисе, идут жесткие политические баталии. Что касается отбора кандидатов, то допустили тех, у кого есть поддержка населения и кто при этом достаточно лоялен, чтобы не причинить ущерб политической системе, говорит Смагин. Он обращает внимание, что часто до выборов допускали сильных кандидатов от реформаторов, которые в итоге выигрывали; последний пример — Хасан Роухани. «Но в нынешней системе реформаторы утратили какое-либо влияние, поэтому их не допускают до выборов. А те, кто допущен, не особо известны и реальной поддержки не имеют», — считает эксперт.
Проблема иранских выборов, будь то президентские или парламентские, — это падающая явка. Она стала снижаться с 2020 года, когда в разгар пандемии избирали депутатов меджлиса: тогда явка составила 42,5%, что почти на 20% меньше, чем в 2016 году; в 2021-м явка на президентских выборах была 48,8%, в 2024-м на парламентских — 41%. Опубликованный Tasnim опрос показал, что сейчас голосовать собираются 45,7% избирателей. Аятолла Хаменеи заявил, что «каждый, кто заинтересован в сильном Иране, должен принять участие в выборах», грядущее голосование станет «испытанием для иранцев» и их вовлеченность — это «один из способов победить врага».
По оценке Сажина, Масуда Пезешкиана допустили до выборов, именно чтобы повысить явку. «Как писали иранские аналитики, действующую власть поддерживают 30–35% населения. Явка в районе этих цифр указывает на то, что голосовать приходят сторонники аятоллы», — пояснил РБК эксперт.
Кто бы ни стал президентом, он с первого дня столкнется с серьезными вызовами, считают аналитики Международной кризисной группы (International Crisis Group). «Социальное недовольство, которое неоднократно выливалось в протесты, и анемичная экономика — ключевые внутренние проблемы. Во внешней политике первое место занимают напряженные отношения с Израилем и США, а также будущее иранской ядерной программы», — отмечают они.
Кандидаты на предвыборных дебатах (за две недели их прошло три круга) рассуждали, как они собираются решать экономические проблемы. На фоне американских санкций — с заключением иранской ядерной сделки в 2016 году они были частично сняты, но после того, как в 2018-м США вышли из нее, ограничения вновь ударили по иранскому экспорту — из-за сократившихся государственных доходов правительство пошло на непопулярные шаги, повысив налоги и сохранив дефицит бюджета. Инфляция в Иране достигла 40% (в 2016 году она составляла 7,2%), а покупательная способность снизилась. «Цены на основные товары, такие как молочные продукты, рис и мясо, за последние месяцы взлетели до небес. Субсидируемая цена на лаваш, самый популярный продукт среди иранских домохозяйств, за последние три года выросла как минимум на 230%, а красное мясо стало для многих слишком дорогим: его цена выросла на 440%, до $10 за килограмм», — отмечает [URL='http://www.reuters.com/']Reuters[/URL].
И хотя иранская экономика избежала полного обвала — в основном благодаря экспорту нефти в Китай и высоким ценам на энергоносители, — экспорт нефти по-прежнему ниже уровня, который был до 2018 года. На этом фоне кандидаты в президенты обещают расширять контакты с азиатскими странами, сохраняя подход Эбрахима Раиси, но не уточняют, что будут делать с западными санкциями.
Что касается внешней политики — отношений с Москвой, в частности, то, по оценке экспертов, она не изменится. «Отношения России и Ирана находятся на пути устойчивого сближения. Обе стороны понимают, что им это выгодно, они нуждаются друг в друге, и тут президент не в силах что-то поменять, даже если бы хотел», — сказал Никита Смагин.
Верховный лидер в Иране определяет стратегию и красные линии, за которые нельзя заходить, а президент и парламент принимают текущие решения; единственное, на что повлияют выборы, это на расклады внутри элит в преддверии транзита — перехода власти к новому верховному лидеру после ухода по естественным причинам аятоллы Хаменеи, резюмировал Смагин.
За финальный отбор кандидатов в президенты в стране отвечает Совет стражей Конституции Ирана (некий аналог конституционного суда), в который входят 12 человек — шесть представителей духовенства, которых назначает верховный лидер, и шесть юристов, которых назначает парламент. Всего о своем намерении баллотироваться заявили 278 человек, избирательная комиссия приняла документы у 81. К выборам допустили шестерых, но двое за день до голосования сняли свои кандидатуры. Иранцы будут выбирать между четырьмя кандидатами — тремя сторонниками жесткой консервативной линии (к этому крылу относился и Эбрахим Раиси) и одним реформатором.
Среди тех, кто в последний момент отказался от участия в выборах, — Амир-Хоссейн Газизаде Хашеми (53 года), глава Фонда по делам мучеников и ветеранов с 2021 года, после гибели Раиси стал вице-президентом. Он заявил, что сделал это по просьбе Коалиционного совета сил Исламской революции (объединение иранских консерваторов), «чтобы сохранить единство сил революции». Алиреза Закани (58 лет), мэр Тегерана с 2021 года, также снял свою кандидатуру, призвав Джалили и Галибафа объединиться и «предотвратить образование третьего правительства Роухани» (Хасан Роухани — президент-реформатор, занимал пост с 2013 по 2021 год, при нем была заключена иранская ядерная сделка). Закани дважды пытался баллотироваться — в 2013 и 2017 годах, но оба раза не прошел отбор; в 2021 году все-таки был допущен к выборам, но снял свою кандидатуру в пользу Раиси.
Согласно опросам разных аналитических центров, наибольшая поддержка у Галибафа, Джалили и Пезешкиана; однако, скорее всего, понадобится второй тур (предварительно он запланирован на 5 июля). Исследование Института опросов общественного мнения Mellat при Исследовательском центре меджлиса (его опубликовало 26 июня агентство Tasnim), в частности, дает такие результаты: 23,5% у Пезешкиана, 16,9% у Галибафа, 16,3% у Джалили.
При этом Джалили ближе всех к аятолле Хаменеи, входит в его окружение, говорит эксперт Российского совета по международным делам, автор телеграм-канала «Дежурный по Ирану» Никита Смагин. «Но другое дело, что его вряд ли выберут — у него нет поддержки среди населения. Поэтому почти наверняка победителем станет Галибаф — определенную поддержку он имеет, и это выделяет его среди других кандидатов», — сказал РБК эксперт. На это, по мнению Смагина, работает и отказ двух кандидатов от участия в голосовании. «В теории политтехнология понятная: сначала создать атмосферу плюрализма и выбора, чтобы привлечь избирателей, а потом сняться в пользу того, кто нужен власти. И электорат Закани и Газизаде Хашеми переходит к Галибафу», — отметил аналитик.
В Иране зарегистрировано около 250 партий, однако политических течений там, по сути, три, поясняет старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, профессор Владимир Сажин: фундаменталисты, которые выступают за то, чтобы вернуться к истокам Исламской революции 1979 года; консерваторы, или центристы, которые следуют заветам первого верховного лидера, но действуют более гибко; реформаторы, которые не покушаются на основы Исламской Республики, но выступают за преобразования — в частности, хотят, чтобы верховный лидер стал исключительно духовным лицом, а управлением занимались республиканские институты.
Ни одно из этих движений не выступает за разрушение иранской системы власти, но внутри этой системы, в том числе в меджлисе, идут жесткие политические баталии. Что касается отбора кандидатов, то допустили тех, у кого есть поддержка населения и кто при этом достаточно лоялен, чтобы не причинить ущерб политической системе, говорит Смагин. Он обращает внимание, что часто до выборов допускали сильных кандидатов от реформаторов, которые в итоге выигрывали; последний пример — Хасан Роухани. «Но в нынешней системе реформаторы утратили какое-либо влияние, поэтому их не допускают до выборов. А те, кто допущен, не особо известны и реальной поддержки не имеют», — считает эксперт.
Проблема иранских выборов, будь то президентские или парламентские, — это падающая явка. Она стала снижаться с 2020 года, когда в разгар пандемии избирали депутатов меджлиса: тогда явка составила 42,5%, что почти на 20% меньше, чем в 2016 году; в 2021-м явка на президентских выборах была 48,8%, в 2024-м на парламентских — 41%. Опубликованный Tasnim опрос показал, что сейчас голосовать собираются 45,7% избирателей. Аятолла Хаменеи заявил, что «каждый, кто заинтересован в сильном Иране, должен принять участие в выборах», грядущее голосование станет «испытанием для иранцев» и их вовлеченность — это «один из способов победить врага».
По оценке Сажина, Масуда Пезешкиана допустили до выборов, именно чтобы повысить явку. «Как писали иранские аналитики, действующую власть поддерживают 30–35% населения. Явка в районе этих цифр указывает на то, что голосовать приходят сторонники аятоллы», — пояснил РБК эксперт.
Кто бы ни стал президентом, он с первого дня столкнется с серьезными вызовами, считают аналитики Международной кризисной группы (International Crisis Group). «Социальное недовольство, которое неоднократно выливалось в протесты, и анемичная экономика — ключевые внутренние проблемы. Во внешней политике первое место занимают напряженные отношения с Израилем и США, а также будущее иранской ядерной программы», — отмечают они.
Кандидаты на предвыборных дебатах (за две недели их прошло три круга) рассуждали, как они собираются решать экономические проблемы. На фоне американских санкций — с заключением иранской ядерной сделки в 2016 году они были частично сняты, но после того, как в 2018-м США вышли из нее, ограничения вновь ударили по иранскому экспорту — из-за сократившихся государственных доходов правительство пошло на непопулярные шаги, повысив налоги и сохранив дефицит бюджета. Инфляция в Иране достигла 40% (в 2016 году она составляла 7,2%), а покупательная способность снизилась. «Цены на основные товары, такие как молочные продукты, рис и мясо, за последние месяцы взлетели до небес. Субсидируемая цена на лаваш, самый популярный продукт среди иранских домохозяйств, за последние три года выросла как минимум на 230%, а красное мясо стало для многих слишком дорогим: его цена выросла на 440%, до $10 за килограмм», — отмечает [URL='http://www.reuters.com/']Reuters[/URL].
И хотя иранская экономика избежала полного обвала — в основном благодаря экспорту нефти в Китай и высоким ценам на энергоносители, — экспорт нефти по-прежнему ниже уровня, который был до 2018 года. На этом фоне кандидаты в президенты обещают расширять контакты с азиатскими странами, сохраняя подход Эбрахима Раиси, но не уточняют, что будут делать с западными санкциями.
Что касается внешней политики — отношений с Москвой, в частности, то, по оценке экспертов, она не изменится. «Отношения России и Ирана находятся на пути устойчивого сближения. Обе стороны понимают, что им это выгодно, они нуждаются друг в друге, и тут президент не в силах что-то поменять, даже если бы хотел», — сказал Никита Смагин.
Верховный лидер в Иране определяет стратегию и красные линии, за которые нельзя заходить, а президент и парламент принимают текущие решения; единственное, на что повлияют выборы, это на расклады внутри элит в преддверии транзита — перехода власти к новому верховному лидеру после ухода по естественным причинам аятоллы Хаменеи, резюмировал Смагин.