РБК «Те, кто себя не нашел»: кто и как до сих пор живет в ПВР для беженцев

В пунктах временного размещения (ПВР) на конец октября находилось как минимум 24,8 тыс. беженцев из Украины, ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областей, следует из ответов региональных властей на запросы РБК. В основном, это семьи с детьми и одинокие люди пожилого возраста, также среди них есть инвалиды.

Информацию о количестве размещенных в ПВР предоставили 45 регионов, из них в шести (Курганская, Новгородская, Оренбургская, Амурская, Иркутская и Кемеровская область) сообщили, что люди не прибывали «в массовом порядке» и к осени 2023 года не проживали в ПВР, еще в трех регионах (Костромская, Новосибирская и Калужская области) точную информацию о проживающих в ПВР не предоставили.

Больше всего беженцев (среди ответивших на запрос регионов) — 4,7 тыс. — проживало в 78 ПВР Воронежской области. 1361 ребенок и 873 человека пожилого возраста. Около трех тысяч проживало на территории Ростовской области, 2,4 тыс. — в Краснодарском крае, чуть более 2 тыс. — в Нижегородской области.

Вопросы об общей численности проживающих в ПВР на территории России в Минтруде и МЧС переадресовали в МВД. РБК направил запрос в пресс-центр МВД.

Состав обитателей ПВР меняется: часть людей выселяется, часть заезжает. Так, в Кировской области всего с 2022 года в ПВР проживало 557 человек — на конец октября 2023 года их число составило 176, из которых из них 31 несовершеннолетний, 66 — в возрасте 60 лет и старше (у 21 человека есть инвалидность). В ПВР Ивановской области с начала боевых действий проживали 325 человек, сейчас их число снизилось до 183-х, среди которых 44 пенсионера и 49 несовершеннолетних, 16 человек с инвалидностью.

«По моему опыту, состав проживающих в ПВР за год изменился процентов на 80-90, это «достаточно живой механизм» — кто-то уезжает, приезжают новые люди», — говорит руководитель Центра социально-правовой поддержки переселенцев в Воронежской области «Искусство Жить» Юлия Никифорова. Большая часть людей, приехавших в 2022 году уже разъехались, добавила она. В основном, люди стараются уехать и со временем покидают ПВР: находят работу, снимают, берут в ипотеку (что реже) жилье или же возвращаются обратно.

«В то же время есть одинокие пенсионеры, которые потеряли родственников, и находятся в ПВР одни. Даже если им удалось оформить документы, получить пенсию, у них, по сути, нет никакой перспективы построить себе жилье — им негде больше жить, а зарабатывать на квартиру они уже не могут», — отмечает Никифорова. Кроме того, на фоне стресса от боевых действий зачастую обостряются хронические заболевания, появляются новые болезни, добавила она.

«Хорошо, если человек приехал в ПВР в составе семьи, где есть работоспособные люди. Если таких нет — то он остается со своими проблемами один на один», — говорит она.

В ПВР есть и те, кто проживают там более полугода, рассказала РБК координатор социальных проектов Казанской епархии Ольга Варганова. «Остаются в ПВР те, кто здесь себя не нашел, но и обратно возвращаться не хочет. Есть еще и люди, которые хотят вернуться обратно. Они ездят в зону конфликта, оформляют там документы. Но там им жить негде. Возвращаются обратно, ждут какое-то время, опять едут туда», — сказала она.

В основном остались те, кто до сих пор не решил вопрос с трудоустройством и дальнейшим проживанием, подтверждает руководитель центра гуманитарной помощи Социального отдела Екатеринбургской епархии Евгений Шатских.

Анастасия живет в ПВР в Липецкой области с 21 февраля 2023 года. Она приехала в пункт вместе с тремя детьми: старшими сыном и дочерью (20 и 17 лет), а также младшим двухмесячным ребенком. Весь 2022-й год семья провела в деревне недалеко от Луганска, рожала Анастасия там же. Решение уехать приняли после рождения ребенка — их позвали знакомые, к этому времени уже обустроившиеся в ПВР. Пункт размещения находится на территории детского лагеря: немного сырое здание, потому что не предназначено для круглогодичного проживания, не хватает теплых одеял, но в целом в комнатах тепло, рассказала РБК Анастасия.

Семью поселили в две соседние комнаты, в каждой комнате есть санузел. На этаже кулер с холодной и горячей водой, есть прачечная, куда можно отнести хоть и не все, но крупные вещи, добавляет Анастасия. Всего в ПВР, по ее словам, проживает около 280 человек. Кормят три раза в день: раньше давали апельсины, яблоки, йогурты, но сейчас с витаминами плохо, говорит она.

Сначала не хватало памперсов, детской одежды, но со временем благодаря волонтерам удалось обжиться. «Планы на будущее хотелось бы строить, но пока не выходит. Хотелось бы уехать отсюда, но пока не знаю куда — возможно, найти домик за маткапитал. Но я понимаю, что я сейчас с малышом осталась, а дети еще учатся, сами себя не прокормят», — сказала она.

Большая проблема ПВР — добраться до города, который находится в десяти километрах, сказала Анастасия. Хорошего продуктового магазина поблизости нет, добавляет она. «Если нужно экстренно, то только на такси: 250 в одну сторону и столько же обратно. Мне с ребенком удобнее раз в какой-то период ездить в город. Бесплатный автобус раз в неделю, подстраиваемся», — говорит жительница ПВР.

В Московской области почти все ПВР находятся глубоко в лесу и далеко от Москвы, рассказала РБК руководитель московского церковного штаба помощи беженцам Наталья Еремичева. «Например, ПВР в Пушкино — до ближайшей автобусной остановки семь километров. Жить в ПВР в Московской области и ездить куда-то на работу — нереально. В Московской области 85 ПВР, и они все слабо приспособлены к жизни трудоспособного населения», — говорит она. Ситуация в разных регионах разная — в Тамбовской, Курской, Воронежской области, например, есть ПВР в черте города.

С одной стороны ПВР снимает с переселенцев бремя социально-бытовых вопросов, делает их менее уязвимыми перед ними — им предоставляется жилье, трехразовое питание. С другой — человек, живущий там, сталкивается с другими проблемами и необходимостью подстраиваться под определенный график, сказала Юлия Никифорова.

В ПВР есть запрос на психологическую поддержку, такая помощь востребована, добавляет Никифорова. «Люди живут в обособленном сообществе, особенно, если это ПВР за городом — там лес вокруг, речка, живописная природа, но поблизости нет школ, садиков, магазинов, работы, нет инфраструктуры, там некуда пойти. И понятно, что в довольно замкнутом пространстве людям очень тяжело: они рядом только с теми, у кого такое же горе, проблемы. Люди психологически истощаются», — сказала она. Центр «Искусство Жить» организует выезды в ПВР психологов: там они проводят групповые занятия для проживающих, а также собирают контакты для дальнейших дистанционных консультаций, уже индивидуальных.

По словам главы центра гуманитарной помощи Социального отдела Екатеринбургской епархии Евгений Шатских, в ПВР сталкивались с конфликтами между жителями ДНР и Херсонской или Запорожской областей — их приходится размещать на разных этажах или в разных корпусах.

Не все беженцы довольны условиями в ПВР. «У нас была семья: мать 1949 года рождения и дочь 1969. Мы направили их в Калужское ПВР. Они недавно вернулись и сказали, что у них больше нет сил там жить. Комната вся в плесени, холодная. Кроме постельного белья ничего нет. Была ситуация в Тульской области — отправляли туда в ПВР маму с тремя детьми. Она сделала фотографии и прислала нам: их поселили в грязное страшное помещение», — рассказывает руководитель московского церковного штаба помощи беженцам Еремичева.

Лариса (имя изменено), проживающая в ПВР во Владимирской области, приехала с мужем и четырьмя детьми из Харьковской области в конце августа 2022 года — хотела отправить детей в школу с начала учебного года. Их вшестером поселили в одну комнату. «В комнате было шесть кроватей и одна тумбочка, выдали еще три стула. Нам пришлось отказаться от двух кроватей, чтобы как-нибудь проходить или поставить стол. В итоге у нас четыре кровати на шестерых, спим по трое на двух», — рассказала она РБК. Со временем они докупили два письменных стола для детей, шкаф для вещей, комод.

«Все стены в плесени и грибке, который невозможно вывести, потому что очень холодно. Окна все поломаны, щели огромные, от старости даже не закрываются — снег лежит на окне не со стороны улицы, а в комнате, одежда просто примерзает к подоконнику», — описывает условия Лариса. В меню ПВР нет овощей, фруктов, сладкого, кроме того, у детей непереносимость лактозы — «готовим сами, конечно, выхода нет», — добавила она.

Семья не оформляла гражданство. Мужу удалось найти работу на стройке, платят 2 тыс. рублей в день, но нерегулярно, Лариса подрабатывает в храме за 120 руб. в час — о том, чтобы семье из шести человек снять квартиру, пока нет и речи, говорит она.

Самая востребованное — медицинская помощь и лекарства, говорит Наталья Еремичева. По-прежнему остается актуальным вопрос трудоустройства вынужденных переселенцев и восстановления документов, указывает Шатских.

В ПВР иногда нужны кастрюли, чайники. «Человек тяготеет к своему хозяйству, ему хочется, чтобы в его комнате был и чайник электрический, и микроволновка, кастрюлька, сковородка, холодильники просят. Пытаются из комнаты сделать небольшой дом», — говорит координатор социальных проектов Казанской епархии Варганова.

Количество запросов от проживающих в ПВР уменьшилось, уменьшилось и число проживающих, а те, кто остались, уже более или менее утрясли свой быт, добавляет она. Тенденцию подтверждает и председатель благотворительного фонда «Волонтерский корпус 36» иерей Николай Лищенюк. «Год назад к нам в день обращалось примерно 100 человек, сейчас в неделю — семь-восемь. Востребовано только трудоустройство и места, где можно прописаться», — сказал он.

 
Назад
Сверху