Содержание:
— Как у вас прошли последние два года?
— В 2023 году мы обновили рекордные показатели 2022 года, который был, в свою очередь, аномально высоким. Рынок крепкого алкоголя тогда существенно вырос, в том числе самый объемный его сегмент — водка. В 2023 году продажи водки увеличились уже не так сильно — всего на 0,5% год к году, но мы выросли двузначными темпами — более 10%. И в целом наши отгрузки тоже увеличились — на 7% до 11,7 млн дал. За десятилетнюю историю это, наверное, впервые такой объем. Также подтянулись наши финансовые показатели: выручка компании увеличилась на 10% — до 55,8 млрд руб., показатель EBIDTA прирос на 19% и составил 5,6 млрд руб., чистая прибыль выросла на 65% до 3,2 млрд руб.
— С чем был связан аномальный рост 2022 года?
— Тогда повлияли и те события, которые происходили в стране, и уход некоторых зарубежных игроков. Но надо сказать, что рынок водки, в отличие от других крепких категорий, автономный и суверенный. Он традиционно российский, поэтому не зависит от внешних факторов. Доля импортной водки всегда была минимальной — около 3-5%. Поэтому уход западных игроков на эту категорию нисколько не повлиял. При этом водка хоть и не является социально значимым продуктом, очень социально чувствительна. То есть на любые события, которые происходят в нашей стране и в жизни людей, этот продукт так или иначе четко реагирует. И всплеск 2022 года в том числе был с этим связан.
При другая крепкая группа — brown spirits, или, как мы ее называем, цветная группа, выросла еще более значительно, чем водка. Этот сегмент и ранее рос двузначными темпами, а 2022 год стал катализатором в том числе за счет ухода импортных брендов. Российские производители вовремя среагировали и подхватили выпадающие объемы, поэтому рынок не заметил ухода зарубежных игроков. Все ожидали, мы в том числе, что в 2023 году будет некий отскок по рынку, но его не произошло.
— За счет чего вы росли быстрее рынка?
— Здесь, наверное, комплекс факторов. Во-первых, еще года три назад основная доля нашего портфеля приходилась на водку «первой цены» или МРЦ. Тогда мы приняли стратегическое решение кардинально поменять структуру нашего портфеля. Мы делаем фокус на премиальность, а значит на маржинальную часть портфеля брендов. Сейчас мы уже лидируем в самом объемном ценовом сегменте, который есть на рынке — среднем или, как его называют, мейнстрим. По итогам прошлого года наш флагманский бренд «Тундра» вышел на первое место по объемам продаж в этой категории.
Во-вторых, раньше значительная часть наших мощностей была занята контрактным розливом для сторонних компаний — его доля доходила до 60%. Постепенно мы полностью исключили контрактное производство и сделали акцент на собственном продукте. Более того, в 2023 году мы поменялись местами — теперь мы являемся заказчиками подобных услуг на стороне. У нас пять партнерских площадок в разных регионах — Калуге, Туле, Ярославле, Самаре и Уржуме. Наши производственные мощности уже доходили до предела за счет бурного роста, соответственно, мы вынуждены были выйти за пределы республики с точки зрения расширения производства.
С одной стороны мы понимаем, что контрактный розлив является такой палочкой-выручалочкой, но с другой — это временное решение. Нам необходимо стратегически думать, как развивать собственные производственные активы. За последние три года мы полностью обновили свои мощности — оборудование, технологию, емкостной парк. То есть все, что внутри коробки — крыши и стен — полностью новое. Но при всем при этом своих мощностей, особенно в сезон, нам все равно мало.
— Были ли трудности с поставками оборудования?
— Были, конечно. В 2022 году мы начали их испытывать, наверное, одними из первых, поскольку у нас модернизация была в самом разгаре, и нам приходилось изыскивать разные маршруты, каким образом доставить оборудование, а также смонтировать и запустить. Кроме того, помимо монтажа его нужно еще и обслуживать. Но в вакууме мы не находимся и нашли свои тропинки, каким образом проводить инвестиционную программу модернизации.
Понятно, все наши заводы строились очень давно, несколько десятилетий тому назад, они не были рассчитаны на такой объем производства. Многие из них находятся в пределах городского периметра, поэтому возможности для маневра и расширения не такие большие.
Поэтому, возвращаясь к первому вопросу, 2023 год можно считать для нас очень успешным. Он положил хороший задел на 2024 год — сейчас, по прошествии полугодового периода, рост продолжается. Собственное производство выросло уже на 0,5 млн дал. Я думаю, что до конца года мы в таких темпах же и будем развиваться. По крайней мере, впереди еще, как всегда, традиционно высокий сезон, начиная с октября по декабрь.
— Вы рассматриваете покупку или строительство с нуля производственных мощностей?
— Мы смотрим разные варианты, но, наверное, больше склоняемся к M&A. На рынке наблюдается профицит мощностей, и, по нашим прогнозам, в ближайшие два-три года рынок будет консолидироваться. Какие-то игроки будут уходить по причине неконкурентоспособности, особенно, наверное, это будет касаться небольших региональных заводов. Поэтому мы присматриваемся к тем предложениям, которые нам уже поступают. Но, поскольку мы компания с госучастием, то взвешенно подходим к этому вопросу.
— Какой регион вам интересен?
— Конечно, для нас приоритет — это близость к основным большим рынкам, то есть центральную часть России. Это Москва, Московская область, возможно, Северо-западный регион. Либо хорошо промышленно развитый центр ПФО, где и мы находимся. Татарстан для нас остается и будет оставаться опорным домашним регионом, здесь сосредоточены наши основные распределительные центры, поэтому близость к республике тоже важна. В такой географии мы и смотрим, хотя есть предложения с разных уголков страны.
— В конце прошлого года «Татспиртпром» продал свой пивоваренный завод «Белый Кремль» компании «Объединенные пивоварни — холдинг». Инициатива продать актив исходила от вас или от группы «Арнест»?
— Скажем так, это было обоюдное предложение. Если кратко, то сложно усидеть на двух стульях, не фокусируясь и не прилагая усилий в своем основном бизнесе. Причем в условиях такой жесточайшей конкуренции, которая сейчас есть на рынке. После запуска пивного завода мы вывели его на максимальную проектную мощность, но в любом бизнесе наступает момент, когда нужно определяться, а что дальше. То есть эффект масштаба никто не отменял. В пивном бизнесе это особенно очень чувствительно, когда при низкой маржинальности нужен очень большой оборот. Мы были на развилке — либо вкладывать, инвестировать в развитие площадки, но на это требовались серьезные деньги, либо все-таки переосмыслить сам проект.
На этой развилке мы встретились с приобретателем и сошлись на рыночных условиях. Я думаю, здесь все остались в выигрыше. Мы сосредоточились на своем основном направлении, а пивной проект был передан в ответственные руки крупному игроку, у которого как раз уже есть эффект масштаба, а также хорошая сырьевая — баночная база.
— Что вы можете сказать по поводу национализации ряда активов в алкогольной отрасли?
— Я бы не хотел обсуждать конкретных игроков. Но, да, рынок, наверное, ждут кардинальные изменения. Не думаю, что это будут изменения негативного плана. Так или иначе, производителей у нас в этой отрасли достаточно, чтобы подхватить объемы, если они будут выпадать. При этом я не думаю, что национализированные активы долгое время будут в лоне государства, скорее всего они найдут своих интересантов и владельцев, которые подхватят этот бизнес. Я не жду каких-то потрясений в этом плане.
— Вы завершили строительство вискокурни?
— Технически эта площадка уже готова. Она создана на базе Мамадышского спиртзавода — это одно из старейших предприятий в стране, ему уже больше 140 лет. Там уникальны не только природные условия, но и ключевой элемент любого продукта в крепкой группе — вода. Там есть свой источник, которым мы пользуемся при производстве спирта, поэтому вискокурню решили организовать именно здесь.
В феврале этого года мы получили лицензию, сделали первые закладки зернового солодового виски. Больше 200 млн руб. нам встал этот проект. Казалось бы, многие вискокурни строятся с суммами инвестиций на порядок выше, но, поскольку мы брали уже готовую площадку, то смогли это сделать с меньшими затратами.
— Сейчас у вас всего два бренда виски. Будете расширять портфель в этой категории?
— Их можно назвать скорее висковыми напитками, а не в классическом виде виски. Источником сырья для этой продукции были спирты из Шотландии и Ирландии. Они продолжают поступать на российский рынок, но с очень сложной и дорогой логистикой. Поэтому весь рынок, и мы в том числе, устремились в развитие собственной дистиллерии.
Источник сырья по большому счету один и тот же. Мы крупные переработчики зерна, и у нас есть в том числе опыт закупок и переработки солода в пивном направлении. Сырьевая база в России позволяет производить очень хороший добротный по всем качествам висковый дистиллят. Поэтому мы рассчитываем уже в августе-сентябре приятно удивить рынок.
— Премиальный виски тоже будет?
— Премиальный у нас, наверное, будет, но это скорее история в долгую — необходимо закладывать дистилляты на более долгий срок. Это нишевая история, которую мы рассматриваем в горизонте пяти-десяти лет. Сейчас мы готовы дать рынку среднеценовой хорошо сбалансированный продукт. Минимум раз в месяц я сам участвую в пробах дистиллята, вслепую сравнивая с теми позициями, которые уже есть на рынке — получается очень достойный продукт. Мы рассчитываем занять существенную долю на рынке виски, который сейчас активно растет.
— Не опасаетесь, что иностранные игроки вернутся на российский рынок, и предпринятые сейчас усилия пойдут прахом?
— Рано или поздно, конечно, они попытаются вернуться. Но, объективно говоря, санкции снимут не скоро, поэтому нам, отечественным производителям, надо работать с учетом нынешних условий.
— Как заставить потребителя покупать новый бренд спиртного с учетом того, что за последние два с половиной года на полках их появилось неимоверное количество?
— Действительно, на полках, особенно в больших гипермаркетах, глаза разбегаются от палитры цветов, брендов, торговых марок. Я думаю, что в любом случае зарубежные бренды останутся, просто они будут в своей нише — их покупают приверженцы конкретных торговых марок, несмотря на зачастую более высокую стоимость. Потому что параллельный импорт работает. Тем не менее появляются многие торговые марки, причем они могут подхватить первый хайп, а потом все это сходит на нет, и торговая марка уходит в небытие. Мы не исключение, у нас тоже случаются не совсем удачные запусти, это нормально.
— От чего это зависит?
— Здесь играет роль комплекс факторов. Иногда картинка не совпадет с содержанием. Тем не менее потребитель очень любит пробовать, может и не в стандартных объемах — 0,5 и 0,7 л, а в небольших — 0,25 л. Сейчас наблюдается рост именно этой категории. Выиграет тот, кто сможет закрепиться не разово, а вдолгую, потому что бренд становится брендом, а не просто торговой маркой, когда он уже имеет определенную историю взаимоотношений с потребителем.
Момент истины наступает, когда человек подходит к полке. Я регулярно задерживаюсь в магазинах у своей профессиональной полки и наблюдаю за поведением потребителей. Если товар первой цены или эконом-сегмент — это один подход. Покупка более премиального сегмента — это совсем другое поведение. При этом нет волшебной таблетки, благодаря которой завтра бренд войдет в клуб миллионеров. Иногда бывает, что мы не ожидаем от некоторых марок такого выстрела, который по факту происходит. Как и наоборот. На рынке есть эмпирическое правило: если из девяти запусков два выстреливают, это очень хороший результат.
— В чем заключается премиальность? Почему одна бутылка водки стоит 300 руб., а другая — 700 руб.?
— На самом деле в разнице между сегментами очень много маркетинга. Мы же продаем эмоции и впечатления, как и любой другой потребительский сектор. Торговая марка — это не есть бренд. Бренд уже имеет историю, он уже стал визитной карточкой. Поэтому некоторым брендам удалось завоевать доверие еще в далекие года, когда была разрешена реклама. Сейчас, конечно, сложнее, но вполне возможно в этот сегмент попасть. Сейчас наш единственный контакт с потребителем — непосредственно через сам продукт.
Но разница в качестве продукта практически минимальна. Я даже сам делал эксперименты со своими друзьями не из алкогольной отрасли. Профессиональный взгляд все равно обычно улавливает разницу, а вот обычные потребители, как правило, не отличали водку сегмента МРЦ от премиальной. Даже в некоторых случаях, после обиды на меня, они все-таки выбирали товар первой цены по органолептическим показателям.
— Вывести на рынок новый премиальный бренд сложнее, чем в эконом-сегмент новые марки торговые выводить?
— Конечно. Там все-таки аудитория очень искушенная и очень требовательная и к названию, и к подаче. Вокруг каждого премиального бренда должна быть своя легенда, своя история. Вообще у нас вывод новых продуктов занимает, наверное, от девяти месяцев до года. Я считаю, что это долго, но мы специально очень взвешенно подходим к процессу, поскольку здесь нельзя ошибиться.
Мы обрабатываем большой массив данных, благо сейчас у нас много источников очень и внутри компании, и снаружи. Поэтому, прежде чем что-то запустить, мы проводим большую аналитическую работу. И выбираем, спорим, коллегиально решаем, как подать тот или иной продукт. Прямо до мелочей, до штрихов, до понтонов. Так же родился «Алтай». Когда мы выкупили этот бренд у Pernod Ricard, мы полностью реинкарнировали его, кардинально поменяли визуал, подачу, рецептуру. Поэтому мы попали именно в то, во что хотели — отклик с рынка впечатляет. Хотя продукт готовился больше года. Мы еще даже на сделку не вышли, а уже начали готовиться, поскольку он разливался у нас, но еще в старом обличии.
Запуск в эконом-сегменте обходится дешевле. Только по одной причине — там основное продвижение строится в направлении трейд-маркетинг. В премиальном сегменте обязательным условием будет канал HoReCa (отели, рестораны и кафе), а это сам по себе дорогой канал. Кроме того, премиальный сегмент требует отдельного подхода к событийным мероприятиям. В среднеценовом сегменте это активности с потребителем непосредственно в магазине, как, к примеру, мы сейчас продвигаем наш новый бренд «Купава». При этом у нас все равно есть ограничения по рекламе, хотя я считаю, что много лет назад это было оправдано, но сейчас рынок уже созрел.
— То есть рекламу алкоголя стоит вернуть?
— Да. Я думаю, что общество уже стало другим, и производители тоже. Вы знаете, какой контроль сейчас со стороны государства. Поэтому, я думаю, что сейчас какие-то ограничения можно ослабить, например, разрешить рекламу на телевидении и радио после 23 часов. Мы как производители, работающие на рынке, где реклама сильно ограничена, вынуждены искать разные способы рассказать о новых продуктах своим потребителям.
— Как с винодельческой продукцией?
— Да. Винная отрасль в этом плане идет впереди, ей уже дают определенные послабления. Но я бы на всю крепкую группу тоже распространил такого рода условия. Или в каких-то хотя бы специализированных журналах, например, для взрослых.
— Это конкретно ваша позиция или консолидированное мнение отрасли?
— Нет, это моя. Хотя я думаю, что ко мне присоединятся и другие участники рынка. Пока каких-то дискуссий на эту тему нет. Я думаю, что это не самая на сегодняшний день острая задача. Это, как пожелание и некий мостик в краткосрочное будущее. Рынок и общество для этого созрели. Сам рынок стал более цивилизованным, очень много устаканилось. Мы видим сейчас, как развивается ближайшее зарубежье — в нашей сфере они лет на 10 отстают от нас пока по всем регуляторным и нормативным базам.
— Некоторые игроки рынка выступают за то, чтобы запретить параллельный импорт крепкого алкоголя. Вы поддерживаете эту идею?
— Параллельный импорт был хорошей была инициатива для того, чтобы восполнить возникший пробел, и за два года с этой задачей рынок вполне справился. Сейчас действительно существует мнение, что пора пересмотреть список брендов, разрешенных к параллельному импорту, поскольку наша отрасль хорошо развивается сама. В тех условиях, в которых мы находимся, я сторонник того, чтобы мы все-таки начали свой рынок защищать.
Как я уже сказал ранее, в водке нам поддержки не нужно, мы и так имеем сильные позиции. А что касается остальной группы, здесь можно было уже и корректировать эти списки для того, чтобы дать еще больше возможностей российским производителям.
— В каких именно категориях?
— Вы знаете, что с 1 июля у нас была традиционно пересмотрена МРЦ на водку и коньяк. И появилась, если заметили, маленькая деталь — МРЦ на ром. Она же не просто так появилась. Значит, производство рома в России увеличилась кратно. Вот это как раз ответ на вопрос, что есть категории, в которых мы можем уже вполне суверенно работать. В частности, мы запускаем производство рома Cubana Cultura. Конечно, рано или поздно все попытаются вернуться к нам. Но за это время российский производитель окрепнет и уже не так легко будет попасть на полки.
Но я не сторонник резких движений, все-таки мы все с вами работаем на потребителя, и у него должен остаться тот выбор, который был ранее. Есть же все равно категория людей, которые предпочитают ту или иную марку. В этом году, я думаю, будут обсуждения, а в следующем, возможно, мы к этому придем.
— Раз растет производство крепких категорий, значит, должна увеличиваться и потребность в сырьевой базе. У вас свой спирт, или вы в том числе закупаете его на стороне?
— У нас есть собственное производство спирта, что, конечно, одно из преимуществ на рынке. Но при тех темпах роста, которые сейчас у нас наблюдаются, уже по прошлому году мы понимаем, что собственные площадки не вытянут тот объем, который нам необходим для розлива ликероводочных изделий. Поэтому мы активно сотрудничали с «Росспиртпромом» в прошлом году и продолжаем в этом году.
— Как приватизация «Росспиртпрома» отразится на отрасли?
— Я не думаю, что политика «Росспиртпрома» из-за этого изменится. К этому долгое время все шло, поэтому изменения в коммерческой политике и поставках вряд ли будут. У нас был тесный контакт и до приватизации, и сейчас с новым менеджментом. Ценообразование в первую очередь привязано минимальной розничной цене (МРЦ). На спирты с 1 июля, вы знаете, тоже ее изменили.
Кстати, что касается готовой продукции, то у нас трехступенчатая система МРЦ. В части МРЦ на полке — это действенный и хороший инструмент для того, чтобы поддержать потребителя и отсечь нелегальную продукцию. Но первые две ступеньки до полочной МРЦ, на мой взгляд, избыточны. Это не только мое мнение, это мнение и многих участников рынка. Поскольку, с одной стороны, это было сделано во благо производителей, чтобы между производственно-оптовым звеном были некие маркеры, красные линии. Но на самом деле это сильно ограничивает в гибкости работы с нашими торговыми партнерами с точки зрения маркетинга. Я сторонник того, чтобы оставить только одну МРЦ.
— А как это работает на практике? То есть, условно, вы закупаете большой объем спирта и вам дает покупатель скидку, она не проходит по МРЦ — так это работает?
— МРЦ иногда является сдерживающим фактором по многим вопросам, связанным с маркетинговым бюджетом, трансляцией каких-то скидок на полку. Нет вопросов про МРЦ розничную, куда приходит потребитель и видит, что ниже данной цены не может стоить тот или иной продукт.
Что касается взаимоотношений оптового звена и производства, оставить возможность идти на разумные компромиссы с нашими торговыми партнерами. Это, по крайней мере, облегчило бы нам взаимоотношения с торговыми сетями.
— Вы обсуждаете это с регулятором?
— Мы проводим встречи в рамках Союза производителей коньяка и алкогольной продукции, после чего инициатива будет предложена регулятору.
— В последнее время на рынке спирта участили проверки со стороны ФНС, направленных на вскрытие серых схем производства. Вас это не затронуло?
— Нет, не затронуло. Мы являемся активными участниками и помощниками этих всех процессов, потому что мы понимаем, что это нам во благо делается. Я сторонник того, чтобы все схемы были ликвидированы. Наш главный конкурент — это все-таки нелегальный рынок. По разным оценкам он очень большой, причем в разных регионах может быть разная обстановка. Мы даже сами иногда выступаем инициатором проверок, когда видим что-то подозрительное.
Те инициативы, которые сейчас уже находятся в процессе принятия, в части медицинского спирта, а также спирта, используемого в парфюмерной отрасли для продукции двойного назначения — лосьонов, душистой воды — найдут хорошее отражение. Это как раз еще один источник роста нашего рынка.
— Какая, на ваш взгляд, более справедливая оценка масштабов нелегального рынка, или хотя бы близкая к правде?
— Разброс здесь может быть очень большой. Разные оценки были и от меня в свое время, и от других участников рынка о том, что он доходит где-то до 30-40%. Легальный и нелегальный рынки практически не пересекаются между собой. После введения ЕГАИС в официальную розницу нелегальная продукция не заходит. Речь идет о каких-то кустарных вещах в небольших населенных пунктах, где иногда даже лицензированной розницы нет. Конечно, есть разные умельцы, которые гастролируют в том числе.
— Передвижной гараж с самогонным аппаратом?
— Передвижной гараж, фуры, канистры. Причем зачастую нелегальным розливом занимаются уже и достаточно серьезные регионального масштаба организации. При этом полностью очистить нелегальный рынок нельзя. Все равно будут свои умельцы. Одни уйдут, потом придут другие. Как говорил Глеб Жеглов, помните, что правопорядок в стране определяется не количеством воров, а умением их обезвреживать. Поэтому главное, чтобы была поступательная динамика, и все игроки рынка понимали, особенно те, кто хотят в такую историю поиграть, что будет дан очень серьезный отпор. И санкции, вплоть до уголовных, не являются пустым звуком.
— Но ведь зачастую люди, которые употребляют нелегальный алкоголь, делают это осознано. Как с этим бороться?
— Основная причина — это цена. В структуре себестоимости обычной бутылки водки в среднем 80% — это акциз плюс налоги НДС. Поэтому, понятно, кто налоги не платит, тот выглядит привлекательней с точки зрения цены. Доступность является фактором, который подталкивает людей к таким покупкам.
Но пока, я думаю, ввести понятие социальная водка, о котором недавно тоже все говорили, нереально. Мы являемся одним из источников пополнения регионального и федерального бюджетов, поэтому я не думаю, что в ближайшем будущем нас ждут какие-то снижения в акцизной политике. Но это и правильно, я считаю, потому что мы — оператор между потребителем и государством. Потребитель должен получить качественный продукт, а мы должны это качество гарантировать, обеспечить им безопасность. А государство при этом будет получать с этого акциз, налоги, ну и рабочие места, разумеется.
— Ваши бренды подделывают?
— У нас 11 уголовных дел сейчас открыто по стране по нашим федеральным брендам. Мы всегда пресекаем такого рода попытки и работаем в связке с Росалкольтабакконтролем, правоохранительными органами.
— Какие экспортные направления вы развиваете? Удалось ли завоевать китайский рынок?
— Китай один из давних импортеров нашей продукции. Более того, у нас там работает 11 фирменных магазинов «Татспиртпром». Их открыл наш партнер — компания Egma, которому понравились наши бренды и сама компания. В Китае же важна история самого производителя, поэтому по всем параметрам мы их заинтересовали.
Хотя, надо признать, китайский рынок пока не готов к нашей водке. Так же как мы не готовы к традиционному китайскому напитку байдзю. Не от того, что есть некая неприязнь, а просто по органолептическим характеристикам мы не воспринимаем китайский продукт, так же, как и они не воспринимают нашу водку, она не совсем подходит их культурному коду. Но все равно водка понемногу находит своих потребителей в Китае. И плюс есть жители России, которые там работают.
— В Китай вы возите не только водку?
— Да. Там, помимо водки, еще развивается направление ликероводочных изделий. Наш бальзам «Бугульма», который, к слову, является лидером в своей категории в России, неплохо там закрепился. Кроме того, вместе с партнером хотим подумать о каком-то совместном продукте, подобрать что-то такое, что было бы интересно для обоих рынков. С водкой и байдзю вряд ли это получится, а вот в сегменте настоек, ликеров мы можем подобрать подходящую рецептуру.
— В целом у вас большой объем приходится на экспорт?
— Исторически мы не имели больших контрактов, как многие игроки, еще до 2022 года. И поэтому на нас произошедшие в 2022 году изменения не особо отразились. Мы потеряли несколько контрактов с недружественными странами, но зато у нас очень хорошо начало развиваться ближнее зарубежье, страны СНГ.
В целом доля экспорта — до 10% нашего объема. Но растет она очень хорошими темпами за счет появления новых стран: в прошлом году экспортные отгрузки увеличились почти в два раза, в этом рост уже 30%. Мы начали осваивать Южную Америку, Перу. Сейчас есть переговоры с Аргентиной, с Колумбией, с Мексикой. Возможно, там будет в том числе и обмен продукцией.
— Вы будете поставлять их спиртное в Россию?
— Да, есть свои локальные продукты, которые они бы хотели, чтобы мы взяли на дистрибуцию. Это такая нишевая история, которую мы с учетом нашей хорошей дистрибуторской платформы можем попробовать у себя реализовать. Понятно, что далековато находится рынок, сложно с логистикой, особенно сейчас.
Работая с экспортом, у нас есть два инструмента, которые мы, как правило, используем. Это либо прямой экспорт, либо локализация производства там. В прошлом году мы запустили производство в Узбекистане и Белоруссии. У нас также есть лицензионный розлив в Монголии, а скоро должен появиться в Азербайджане.
— Ваши потребители за рубежом — это экспаты или это все-таки и местные жители?
— И местные тоже. Все-таки российская водка воспринимается как российский продукт. Хотя по объемам мирового рынка Россия не номер один, лидируют США. Водка — это вообще самый честный чистый напиток, без примесей, без добавок. Вода и спирт, поэтому он и честный. И, как правило, уже на эту честную основу накладываются все коктейльные истории, развитие особых вкусовых водок. Но классика все равно останется классикой. И, что бы ни говорили скептики и похоронщики водки, водка сохранит свое место на рынке.
— Как у вас прошли последние два года?
— В 2023 году мы обновили рекордные показатели 2022 года, который был, в свою очередь, аномально высоким. Рынок крепкого алкоголя тогда существенно вырос, в том числе самый объемный его сегмент — водка. В 2023 году продажи водки увеличились уже не так сильно — всего на 0,5% год к году, но мы выросли двузначными темпами — более 10%. И в целом наши отгрузки тоже увеличились — на 7% до 11,7 млн дал. За десятилетнюю историю это, наверное, впервые такой объем. Также подтянулись наши финансовые показатели: выручка компании увеличилась на 10% — до 55,8 млрд руб., показатель EBIDTA прирос на 19% и составил 5,6 млрд руб., чистая прибыль выросла на 65% до 3,2 млрд руб.
— С чем был связан аномальный рост 2022 года?
— Тогда повлияли и те события, которые происходили в стране, и уход некоторых зарубежных игроков. Но надо сказать, что рынок водки, в отличие от других крепких категорий, автономный и суверенный. Он традиционно российский, поэтому не зависит от внешних факторов. Доля импортной водки всегда была минимальной — около 3-5%. Поэтому уход западных игроков на эту категорию нисколько не повлиял. При этом водка хоть и не является социально значимым продуктом, очень социально чувствительна. То есть на любые события, которые происходят в нашей стране и в жизни людей, этот продукт так или иначе четко реагирует. И всплеск 2022 года в том числе был с этим связан.
При другая крепкая группа — brown spirits, или, как мы ее называем, цветная группа, выросла еще более значительно, чем водка. Этот сегмент и ранее рос двузначными темпами, а 2022 год стал катализатором в том числе за счет ухода импортных брендов. Российские производители вовремя среагировали и подхватили выпадающие объемы, поэтому рынок не заметил ухода зарубежных игроков. Все ожидали, мы в том числе, что в 2023 году будет некий отскок по рынку, но его не произошло.
— За счет чего вы росли быстрее рынка?
— Здесь, наверное, комплекс факторов. Во-первых, еще года три назад основная доля нашего портфеля приходилась на водку «первой цены» или МРЦ. Тогда мы приняли стратегическое решение кардинально поменять структуру нашего портфеля. Мы делаем фокус на премиальность, а значит на маржинальную часть портфеля брендов. Сейчас мы уже лидируем в самом объемном ценовом сегменте, который есть на рынке — среднем или, как его называют, мейнстрим. По итогам прошлого года наш флагманский бренд «Тундра» вышел на первое место по объемам продаж в этой категории.
Во-вторых, раньше значительная часть наших мощностей была занята контрактным розливом для сторонних компаний — его доля доходила до 60%. Постепенно мы полностью исключили контрактное производство и сделали акцент на собственном продукте. Более того, в 2023 году мы поменялись местами — теперь мы являемся заказчиками подобных услуг на стороне. У нас пять партнерских площадок в разных регионах — Калуге, Туле, Ярославле, Самаре и Уржуме. Наши производственные мощности уже доходили до предела за счет бурного роста, соответственно, мы вынуждены были выйти за пределы республики с точки зрения расширения производства.
С одной стороны мы понимаем, что контрактный розлив является такой палочкой-выручалочкой, но с другой — это временное решение. Нам необходимо стратегически думать, как развивать собственные производственные активы. За последние три года мы полностью обновили свои мощности — оборудование, технологию, емкостной парк. То есть все, что внутри коробки — крыши и стен — полностью новое. Но при всем при этом своих мощностей, особенно в сезон, нам все равно мало.
— Были ли трудности с поставками оборудования?
— Были, конечно. В 2022 году мы начали их испытывать, наверное, одними из первых, поскольку у нас модернизация была в самом разгаре, и нам приходилось изыскивать разные маршруты, каким образом доставить оборудование, а также смонтировать и запустить. Кроме того, помимо монтажа его нужно еще и обслуживать. Но в вакууме мы не находимся и нашли свои тропинки, каким образом проводить инвестиционную программу модернизации.
Понятно, все наши заводы строились очень давно, несколько десятилетий тому назад, они не были рассчитаны на такой объем производства. Многие из них находятся в пределах городского периметра, поэтому возможности для маневра и расширения не такие большие.
Поэтому, возвращаясь к первому вопросу, 2023 год можно считать для нас очень успешным. Он положил хороший задел на 2024 год — сейчас, по прошествии полугодового периода, рост продолжается. Собственное производство выросло уже на 0,5 млн дал. Я думаю, что до конца года мы в таких темпах же и будем развиваться. По крайней мере, впереди еще, как всегда, традиционно высокий сезон, начиная с октября по декабрь.
— Вы рассматриваете покупку или строительство с нуля производственных мощностей?
— Мы смотрим разные варианты, но, наверное, больше склоняемся к M&A. На рынке наблюдается профицит мощностей, и, по нашим прогнозам, в ближайшие два-три года рынок будет консолидироваться. Какие-то игроки будут уходить по причине неконкурентоспособности, особенно, наверное, это будет касаться небольших региональных заводов. Поэтому мы присматриваемся к тем предложениям, которые нам уже поступают. Но, поскольку мы компания с госучастием, то взвешенно подходим к этому вопросу.
— Какой регион вам интересен?
— Конечно, для нас приоритет — это близость к основным большим рынкам, то есть центральную часть России. Это Москва, Московская область, возможно, Северо-западный регион. Либо хорошо промышленно развитый центр ПФО, где и мы находимся. Татарстан для нас остается и будет оставаться опорным домашним регионом, здесь сосредоточены наши основные распределительные центры, поэтому близость к республике тоже важна. В такой географии мы и смотрим, хотя есть предложения с разных уголков страны.
— В конце прошлого года «Татспиртпром» продал свой пивоваренный завод «Белый Кремль» компании «Объединенные пивоварни — холдинг». Инициатива продать актив исходила от вас или от группы «Арнест»?
— Скажем так, это было обоюдное предложение. Если кратко, то сложно усидеть на двух стульях, не фокусируясь и не прилагая усилий в своем основном бизнесе. Причем в условиях такой жесточайшей конкуренции, которая сейчас есть на рынке. После запуска пивного завода мы вывели его на максимальную проектную мощность, но в любом бизнесе наступает момент, когда нужно определяться, а что дальше. То есть эффект масштаба никто не отменял. В пивном бизнесе это особенно очень чувствительно, когда при низкой маржинальности нужен очень большой оборот. Мы были на развилке — либо вкладывать, инвестировать в развитие площадки, но на это требовались серьезные деньги, либо все-таки переосмыслить сам проект.
На этой развилке мы встретились с приобретателем и сошлись на рыночных условиях. Я думаю, здесь все остались в выигрыше. Мы сосредоточились на своем основном направлении, а пивной проект был передан в ответственные руки крупному игроку, у которого как раз уже есть эффект масштаба, а также хорошая сырьевая — баночная база.
— Что вы можете сказать по поводу национализации ряда активов в алкогольной отрасли?
— Я бы не хотел обсуждать конкретных игроков. Но, да, рынок, наверное, ждут кардинальные изменения. Не думаю, что это будут изменения негативного плана. Так или иначе, производителей у нас в этой отрасли достаточно, чтобы подхватить объемы, если они будут выпадать. При этом я не думаю, что национализированные активы долгое время будут в лоне государства, скорее всего они найдут своих интересантов и владельцев, которые подхватят этот бизнес. Я не жду каких-то потрясений в этом плане.
— Вы завершили строительство вискокурни?
— Технически эта площадка уже готова. Она создана на базе Мамадышского спиртзавода — это одно из старейших предприятий в стране, ему уже больше 140 лет. Там уникальны не только природные условия, но и ключевой элемент любого продукта в крепкой группе — вода. Там есть свой источник, которым мы пользуемся при производстве спирта, поэтому вискокурню решили организовать именно здесь.
В феврале этого года мы получили лицензию, сделали первые закладки зернового солодового виски. Больше 200 млн руб. нам встал этот проект. Казалось бы, многие вискокурни строятся с суммами инвестиций на порядок выше, но, поскольку мы брали уже готовую площадку, то смогли это сделать с меньшими затратами.
— Сейчас у вас всего два бренда виски. Будете расширять портфель в этой категории?
— Их можно назвать скорее висковыми напитками, а не в классическом виде виски. Источником сырья для этой продукции были спирты из Шотландии и Ирландии. Они продолжают поступать на российский рынок, но с очень сложной и дорогой логистикой. Поэтому весь рынок, и мы в том числе, устремились в развитие собственной дистиллерии.
Источник сырья по большому счету один и тот же. Мы крупные переработчики зерна, и у нас есть в том числе опыт закупок и переработки солода в пивном направлении. Сырьевая база в России позволяет производить очень хороший добротный по всем качествам висковый дистиллят. Поэтому мы рассчитываем уже в августе-сентябре приятно удивить рынок.
— Премиальный виски тоже будет?
— Премиальный у нас, наверное, будет, но это скорее история в долгую — необходимо закладывать дистилляты на более долгий срок. Это нишевая история, которую мы рассматриваем в горизонте пяти-десяти лет. Сейчас мы готовы дать рынку среднеценовой хорошо сбалансированный продукт. Минимум раз в месяц я сам участвую в пробах дистиллята, вслепую сравнивая с теми позициями, которые уже есть на рынке — получается очень достойный продукт. Мы рассчитываем занять существенную долю на рынке виски, который сейчас активно растет.
— Не опасаетесь, что иностранные игроки вернутся на российский рынок, и предпринятые сейчас усилия пойдут прахом?
— Рано или поздно, конечно, они попытаются вернуться. Но, объективно говоря, санкции снимут не скоро, поэтому нам, отечественным производителям, надо работать с учетом нынешних условий.
— Как заставить потребителя покупать новый бренд спиртного с учетом того, что за последние два с половиной года на полках их появилось неимоверное количество?
— Действительно, на полках, особенно в больших гипермаркетах, глаза разбегаются от палитры цветов, брендов, торговых марок. Я думаю, что в любом случае зарубежные бренды останутся, просто они будут в своей нише — их покупают приверженцы конкретных торговых марок, несмотря на зачастую более высокую стоимость. Потому что параллельный импорт работает. Тем не менее появляются многие торговые марки, причем они могут подхватить первый хайп, а потом все это сходит на нет, и торговая марка уходит в небытие. Мы не исключение, у нас тоже случаются не совсем удачные запусти, это нормально.
— От чего это зависит?
— Здесь играет роль комплекс факторов. Иногда картинка не совпадет с содержанием. Тем не менее потребитель очень любит пробовать, может и не в стандартных объемах — 0,5 и 0,7 л, а в небольших — 0,25 л. Сейчас наблюдается рост именно этой категории. Выиграет тот, кто сможет закрепиться не разово, а вдолгую, потому что бренд становится брендом, а не просто торговой маркой, когда он уже имеет определенную историю взаимоотношений с потребителем.
Момент истины наступает, когда человек подходит к полке. Я регулярно задерживаюсь в магазинах у своей профессиональной полки и наблюдаю за поведением потребителей. Если товар первой цены или эконом-сегмент — это один подход. Покупка более премиального сегмента — это совсем другое поведение. При этом нет волшебной таблетки, благодаря которой завтра бренд войдет в клуб миллионеров. Иногда бывает, что мы не ожидаем от некоторых марок такого выстрела, который по факту происходит. Как и наоборот. На рынке есть эмпирическое правило: если из девяти запусков два выстреливают, это очень хороший результат.
— В чем заключается премиальность? Почему одна бутылка водки стоит 300 руб., а другая — 700 руб.?
— На самом деле в разнице между сегментами очень много маркетинга. Мы же продаем эмоции и впечатления, как и любой другой потребительский сектор. Торговая марка — это не есть бренд. Бренд уже имеет историю, он уже стал визитной карточкой. Поэтому некоторым брендам удалось завоевать доверие еще в далекие года, когда была разрешена реклама. Сейчас, конечно, сложнее, но вполне возможно в этот сегмент попасть. Сейчас наш единственный контакт с потребителем — непосредственно через сам продукт.
Но разница в качестве продукта практически минимальна. Я даже сам делал эксперименты со своими друзьями не из алкогольной отрасли. Профессиональный взгляд все равно обычно улавливает разницу, а вот обычные потребители, как правило, не отличали водку сегмента МРЦ от премиальной. Даже в некоторых случаях, после обиды на меня, они все-таки выбирали товар первой цены по органолептическим показателям.
— Вывести на рынок новый премиальный бренд сложнее, чем в эконом-сегмент новые марки торговые выводить?
— Конечно. Там все-таки аудитория очень искушенная и очень требовательная и к названию, и к подаче. Вокруг каждого премиального бренда должна быть своя легенда, своя история. Вообще у нас вывод новых продуктов занимает, наверное, от девяти месяцев до года. Я считаю, что это долго, но мы специально очень взвешенно подходим к процессу, поскольку здесь нельзя ошибиться.
Мы обрабатываем большой массив данных, благо сейчас у нас много источников очень и внутри компании, и снаружи. Поэтому, прежде чем что-то запустить, мы проводим большую аналитическую работу. И выбираем, спорим, коллегиально решаем, как подать тот или иной продукт. Прямо до мелочей, до штрихов, до понтонов. Так же родился «Алтай». Когда мы выкупили этот бренд у Pernod Ricard, мы полностью реинкарнировали его, кардинально поменяли визуал, подачу, рецептуру. Поэтому мы попали именно в то, во что хотели — отклик с рынка впечатляет. Хотя продукт готовился больше года. Мы еще даже на сделку не вышли, а уже начали готовиться, поскольку он разливался у нас, но еще в старом обличии.
Запуск в эконом-сегменте обходится дешевле. Только по одной причине — там основное продвижение строится в направлении трейд-маркетинг. В премиальном сегменте обязательным условием будет канал HoReCa (отели, рестораны и кафе), а это сам по себе дорогой канал. Кроме того, премиальный сегмент требует отдельного подхода к событийным мероприятиям. В среднеценовом сегменте это активности с потребителем непосредственно в магазине, как, к примеру, мы сейчас продвигаем наш новый бренд «Купава». При этом у нас все равно есть ограничения по рекламе, хотя я считаю, что много лет назад это было оправдано, но сейчас рынок уже созрел.
— То есть рекламу алкоголя стоит вернуть?
— Да. Я думаю, что общество уже стало другим, и производители тоже. Вы знаете, какой контроль сейчас со стороны государства. Поэтому, я думаю, что сейчас какие-то ограничения можно ослабить, например, разрешить рекламу на телевидении и радио после 23 часов. Мы как производители, работающие на рынке, где реклама сильно ограничена, вынуждены искать разные способы рассказать о новых продуктах своим потребителям.
— Как с винодельческой продукцией?
— Да. Винная отрасль в этом плане идет впереди, ей уже дают определенные послабления. Но я бы на всю крепкую группу тоже распространил такого рода условия. Или в каких-то хотя бы специализированных журналах, например, для взрослых.
— Это конкретно ваша позиция или консолидированное мнение отрасли?
— Нет, это моя. Хотя я думаю, что ко мне присоединятся и другие участники рынка. Пока каких-то дискуссий на эту тему нет. Я думаю, что это не самая на сегодняшний день острая задача. Это, как пожелание и некий мостик в краткосрочное будущее. Рынок и общество для этого созрели. Сам рынок стал более цивилизованным, очень много устаканилось. Мы видим сейчас, как развивается ближайшее зарубежье — в нашей сфере они лет на 10 отстают от нас пока по всем регуляторным и нормативным базам.
— Некоторые игроки рынка выступают за то, чтобы запретить параллельный импорт крепкого алкоголя. Вы поддерживаете эту идею?
— Параллельный импорт был хорошей была инициатива для того, чтобы восполнить возникший пробел, и за два года с этой задачей рынок вполне справился. Сейчас действительно существует мнение, что пора пересмотреть список брендов, разрешенных к параллельному импорту, поскольку наша отрасль хорошо развивается сама. В тех условиях, в которых мы находимся, я сторонник того, чтобы мы все-таки начали свой рынок защищать.
Как я уже сказал ранее, в водке нам поддержки не нужно, мы и так имеем сильные позиции. А что касается остальной группы, здесь можно было уже и корректировать эти списки для того, чтобы дать еще больше возможностей российским производителям.
— В каких именно категориях?
— Вы знаете, что с 1 июля у нас была традиционно пересмотрена МРЦ на водку и коньяк. И появилась, если заметили, маленькая деталь — МРЦ на ром. Она же не просто так появилась. Значит, производство рома в России увеличилась кратно. Вот это как раз ответ на вопрос, что есть категории, в которых мы можем уже вполне суверенно работать. В частности, мы запускаем производство рома Cubana Cultura. Конечно, рано или поздно все попытаются вернуться к нам. Но за это время российский производитель окрепнет и уже не так легко будет попасть на полки.
Но я не сторонник резких движений, все-таки мы все с вами работаем на потребителя, и у него должен остаться тот выбор, который был ранее. Есть же все равно категория людей, которые предпочитают ту или иную марку. В этом году, я думаю, будут обсуждения, а в следующем, возможно, мы к этому придем.
— Раз растет производство крепких категорий, значит, должна увеличиваться и потребность в сырьевой базе. У вас свой спирт, или вы в том числе закупаете его на стороне?
— У нас есть собственное производство спирта, что, конечно, одно из преимуществ на рынке. Но при тех темпах роста, которые сейчас у нас наблюдаются, уже по прошлому году мы понимаем, что собственные площадки не вытянут тот объем, который нам необходим для розлива ликероводочных изделий. Поэтому мы активно сотрудничали с «Росспиртпромом» в прошлом году и продолжаем в этом году.
— Как приватизация «Росспиртпрома» отразится на отрасли?
— Я не думаю, что политика «Росспиртпрома» из-за этого изменится. К этому долгое время все шло, поэтому изменения в коммерческой политике и поставках вряд ли будут. У нас был тесный контакт и до приватизации, и сейчас с новым менеджментом. Ценообразование в первую очередь привязано минимальной розничной цене (МРЦ). На спирты с 1 июля, вы знаете, тоже ее изменили.
Кстати, что касается готовой продукции, то у нас трехступенчатая система МРЦ. В части МРЦ на полке — это действенный и хороший инструмент для того, чтобы поддержать потребителя и отсечь нелегальную продукцию. Но первые две ступеньки до полочной МРЦ, на мой взгляд, избыточны. Это не только мое мнение, это мнение и многих участников рынка. Поскольку, с одной стороны, это было сделано во благо производителей, чтобы между производственно-оптовым звеном были некие маркеры, красные линии. Но на самом деле это сильно ограничивает в гибкости работы с нашими торговыми партнерами с точки зрения маркетинга. Я сторонник того, чтобы оставить только одну МРЦ.
— А как это работает на практике? То есть, условно, вы закупаете большой объем спирта и вам дает покупатель скидку, она не проходит по МРЦ — так это работает?
— МРЦ иногда является сдерживающим фактором по многим вопросам, связанным с маркетинговым бюджетом, трансляцией каких-то скидок на полку. Нет вопросов про МРЦ розничную, куда приходит потребитель и видит, что ниже данной цены не может стоить тот или иной продукт.
Что касается взаимоотношений оптового звена и производства, оставить возможность идти на разумные компромиссы с нашими торговыми партнерами. Это, по крайней мере, облегчило бы нам взаимоотношения с торговыми сетями.
— Вы обсуждаете это с регулятором?
— Мы проводим встречи в рамках Союза производителей коньяка и алкогольной продукции, после чего инициатива будет предложена регулятору.
— В последнее время на рынке спирта участили проверки со стороны ФНС, направленных на вскрытие серых схем производства. Вас это не затронуло?
— Нет, не затронуло. Мы являемся активными участниками и помощниками этих всех процессов, потому что мы понимаем, что это нам во благо делается. Я сторонник того, чтобы все схемы были ликвидированы. Наш главный конкурент — это все-таки нелегальный рынок. По разным оценкам он очень большой, причем в разных регионах может быть разная обстановка. Мы даже сами иногда выступаем инициатором проверок, когда видим что-то подозрительное.
Те инициативы, которые сейчас уже находятся в процессе принятия, в части медицинского спирта, а также спирта, используемого в парфюмерной отрасли для продукции двойного назначения — лосьонов, душистой воды — найдут хорошее отражение. Это как раз еще один источник роста нашего рынка.
— Какая, на ваш взгляд, более справедливая оценка масштабов нелегального рынка, или хотя бы близкая к правде?
— Разброс здесь может быть очень большой. Разные оценки были и от меня в свое время, и от других участников рынка о том, что он доходит где-то до 30-40%. Легальный и нелегальный рынки практически не пересекаются между собой. После введения ЕГАИС в официальную розницу нелегальная продукция не заходит. Речь идет о каких-то кустарных вещах в небольших населенных пунктах, где иногда даже лицензированной розницы нет. Конечно, есть разные умельцы, которые гастролируют в том числе.
— Передвижной гараж с самогонным аппаратом?
— Передвижной гараж, фуры, канистры. Причем зачастую нелегальным розливом занимаются уже и достаточно серьезные регионального масштаба организации. При этом полностью очистить нелегальный рынок нельзя. Все равно будут свои умельцы. Одни уйдут, потом придут другие. Как говорил Глеб Жеглов, помните, что правопорядок в стране определяется не количеством воров, а умением их обезвреживать. Поэтому главное, чтобы была поступательная динамика, и все игроки рынка понимали, особенно те, кто хотят в такую историю поиграть, что будет дан очень серьезный отпор. И санкции, вплоть до уголовных, не являются пустым звуком.
— Но ведь зачастую люди, которые употребляют нелегальный алкоголь, делают это осознано. Как с этим бороться?
— Основная причина — это цена. В структуре себестоимости обычной бутылки водки в среднем 80% — это акциз плюс налоги НДС. Поэтому, понятно, кто налоги не платит, тот выглядит привлекательней с точки зрения цены. Доступность является фактором, который подталкивает людей к таким покупкам.
Но пока, я думаю, ввести понятие социальная водка, о котором недавно тоже все говорили, нереально. Мы являемся одним из источников пополнения регионального и федерального бюджетов, поэтому я не думаю, что в ближайшем будущем нас ждут какие-то снижения в акцизной политике. Но это и правильно, я считаю, потому что мы — оператор между потребителем и государством. Потребитель должен получить качественный продукт, а мы должны это качество гарантировать, обеспечить им безопасность. А государство при этом будет получать с этого акциз, налоги, ну и рабочие места, разумеется.
— Ваши бренды подделывают?
— У нас 11 уголовных дел сейчас открыто по стране по нашим федеральным брендам. Мы всегда пресекаем такого рода попытки и работаем в связке с Росалкольтабакконтролем, правоохранительными органами.
— Какие экспортные направления вы развиваете? Удалось ли завоевать китайский рынок?
— Китай один из давних импортеров нашей продукции. Более того, у нас там работает 11 фирменных магазинов «Татспиртпром». Их открыл наш партнер — компания Egma, которому понравились наши бренды и сама компания. В Китае же важна история самого производителя, поэтому по всем параметрам мы их заинтересовали.
Хотя, надо признать, китайский рынок пока не готов к нашей водке. Так же как мы не готовы к традиционному китайскому напитку байдзю. Не от того, что есть некая неприязнь, а просто по органолептическим характеристикам мы не воспринимаем китайский продукт, так же, как и они не воспринимают нашу водку, она не совсем подходит их культурному коду. Но все равно водка понемногу находит своих потребителей в Китае. И плюс есть жители России, которые там работают.
— В Китай вы возите не только водку?
— Да. Там, помимо водки, еще развивается направление ликероводочных изделий. Наш бальзам «Бугульма», который, к слову, является лидером в своей категории в России, неплохо там закрепился. Кроме того, вместе с партнером хотим подумать о каком-то совместном продукте, подобрать что-то такое, что было бы интересно для обоих рынков. С водкой и байдзю вряд ли это получится, а вот в сегменте настоек, ликеров мы можем подобрать подходящую рецептуру.
— В целом у вас большой объем приходится на экспорт?
— Исторически мы не имели больших контрактов, как многие игроки, еще до 2022 года. И поэтому на нас произошедшие в 2022 году изменения не особо отразились. Мы потеряли несколько контрактов с недружественными странами, но зато у нас очень хорошо начало развиваться ближнее зарубежье, страны СНГ.
В целом доля экспорта — до 10% нашего объема. Но растет она очень хорошими темпами за счет появления новых стран: в прошлом году экспортные отгрузки увеличились почти в два раза, в этом рост уже 30%. Мы начали осваивать Южную Америку, Перу. Сейчас есть переговоры с Аргентиной, с Колумбией, с Мексикой. Возможно, там будет в том числе и обмен продукцией.
— Вы будете поставлять их спиртное в Россию?
— Да, есть свои локальные продукты, которые они бы хотели, чтобы мы взяли на дистрибуцию. Это такая нишевая история, которую мы с учетом нашей хорошей дистрибуторской платформы можем попробовать у себя реализовать. Понятно, что далековато находится рынок, сложно с логистикой, особенно сейчас.
Работая с экспортом, у нас есть два инструмента, которые мы, как правило, используем. Это либо прямой экспорт, либо локализация производства там. В прошлом году мы запустили производство в Узбекистане и Белоруссии. У нас также есть лицензионный розлив в Монголии, а скоро должен появиться в Азербайджане.
— Ваши потребители за рубежом — это экспаты или это все-таки и местные жители?
— И местные тоже. Все-таки российская водка воспринимается как российский продукт. Хотя по объемам мирового рынка Россия не номер один, лидируют США. Водка — это вообще самый честный чистый напиток, без примесей, без добавок. Вода и спирт, поэтому он и честный. И, как правило, уже на эту честную основу накладываются все коктейльные истории, развитие особых вкусовых водок. Но классика все равно останется классикой. И, что бы ни говорили скептики и похоронщики водки, водка сохранит свое место на рынке.